Он бесшумно провернул ключ в замочной скважине, скользнул в темную прихожую и прислушался. Увы, так он и знал: они уже были здесь. Он еще с минуту подождал, давая отдых лицу, затем притворился дедушкой и вошел в столовую.
— Наконец-то! — сказала жена, взглянув на доброе лицо мужа.
— Наконец-то! — сказали дети, глядя на суровое лицо отца.
А внуки сказали:
— Подарки!
И ему стало жаль внуков, потому что они уже были взрослые и в этом году должны были закончить школу. А во всем виноваты были дети, и в первую очередь, конечно же, младшая дочь — разведенная и, вне всякого сомнения, имеющая любовников.
— Подарки? — сказал он и повернул к внукам то самое лицо, какое любили его дети, когда были маленькими, — лукаво-праздничное и поддразнивающее. Но он просчитался — внуки этого лица не знали и потому среагировали неадекватно. — Подарки! — сказали они и приготовились плакать. И ему снова стало жаль их — особенно девочку, потому что она была крепкая и крупная и он не очень любил ее.
— Оставьте дедушку в покое, — сказала разведенная дочь и поправила на себе голубой ситцевый халат, который он на прошлой неделе купил жене. — Голодные дедушки не любят, когда с ними разговаривают.
Он чуть было не кинул на нее сердитый взгляд, но вовремя спохватился: кто ее знает, может быть, у нее сейчас и нет любовника и она намерена обобрать эмоции отца. Нет, милая, не выйдет: я даю тебе ровно столько, сколько положено по закону. И тебе не удастся раздражить меня и получить что-либо сверх того, что я обязан тебе давать согласно Кодексу. И все-таки он не удержался:
— А почему ты надела халат матери? Сколько раз я говорил, приезжайте со своими халатами!
Гипотетический любовник дочери где-то там, на другом конце города, откинулся в кресле и облегченно вздохнул.
— Папа, супу тебе налить? — Это его старшая любимая замужняя дочь спешила на помощь к своему отцу.
— Подарки! — сказали внуки.
Увы, они были правы и знали об этом. Особенно мальчик. Худенький, ниже своей двоюродной сестры на целую голову, он готовился поступать на юридический факультет и был страшным законником. И это именно он выкрикнул дрожащим голосом:
— Ты ведь знаешь, что сегодня двадцать пятое воскресенье года! И не притворяйся, пожалуйста!
Две прозрачных слезы оскорбленного юношеского идеализма капнули в тарелку с супом.
— Статья 14, параграф 3, пункт 16, — довыкрикнул мальчик.
Увы, они были правы. А впрочем, не совсем.
— Какой пункт? — вкрадчиво переспросил он у мальчика.
— Шестнадцатый... — Голос ребенка утратил уверенность и даже как будто слегка постарел.
— Шестнадцатый. Прекрасно. Шестнадцатый.
Он чуть-чуть помедлил, примерился и ударил:
— То есть ты имеешь в виду пункт 16а? «Каждое пятое и двадцать пятое воскресенье года внуки, приехавшие в гости к родителям кого-либо из своих родителей, имеют право на получение от них подарка для дальнейшей стимуляции своей психической деятельности». Так?
— Так... — Он все еще надеялся.
— Ну так это не имеет к тебе никакого отношения. Ты ведь не приехал к нам в гости, а постоянно живешь у нас.
Но ребенок все еще боролся:
— Так ведь я же не у вас прописан, а у нее. Мама, скажи!
— Дедушка шутит, — сказала разведенная дочь. Уж лучше бы она помолчала, ведь именно из-за нее он не купил детям подарков. Разве не она три дня тому назад сказала ему по телефону, что на каникулы возьмет мальчика к себе и в воскресенье муж ее замужней сестры поведет их всех — обеих сестер и обоих детей — в Психотрон на Праздник Наказания Воров психической энергии. А ведь любому школьнику известно, что, согласно пункту 1бб параграфа 3 статьи 14 Кодекса, тем детям, которые в пятое или двадцать пятое воскресенье года посещают Психотроны, подарки делать воспрещается. И это, кстати, абсолютно справедливо. Ведь психическая энергия государства небезразмерна и нельзя, чтобы кому-то досталась двойная порция психической стимуляции. А теперь вот дети остались вообще без стимуляции.
— Дедушка шутит, — повторила разведенная дочь, уверенная в своей полной безнаказанности, ибо прекрасно знала, что, согласно пункту 5 параграфа 1 статьи 9, было строжайше запрещено кому бы то ни было уличать родителей в совершенных ими ошибках в присутствии их детей, если последние еще не закончили школу. Все, что касается ее прав, она вообще знала назубок и потому спокойно смотрела в разгневанное лицо отца.
— Папа, — вмешалась старшая замужняя дочь, глядя на его доброе лицо, — не шути так. Ты ведь знаешь, что пункт 1ба дозволяется трактовать самым широким образом — на усмотрение дедушки и бабушки. И раз он у вас не прописан, то его пребывание здесь может быть приравнено к приезду в гости.
— Может быть приравнено, а может и не быть приравнено.
— Ты что, нам всем хочешь праздник испортить? — недоверчиво спросила жена, глядя на его все еще влюбленное в нее лицо. — Ты ведь знаешь, что в следующем году они уже не будут иметь права на получение подарков.
— Да? — Он собрал всю свою волю, напрягся — и у него получилось: все пятеро увидели, что у него крайне удивленное лицо — лицо человека, который забыл нечто и теперь сконфужен тем, что его уличили в старческой рассеянности.
Первым побледнел мальчик. Потом разведенная дочь. Бледность медленно расползалась по комнате — и вот уже бледными стали все пятеро. И тут он потерял контроль над собой. Он вдруг перестал быть дедушкой. Потом отцом, потом мужем... Он снова был мальчиком, первоклашкой с оттопыренными ушами, который растерянно переминается с ноги на ногу у доски, тщетно пытаясь вспомнить, как же все-таки звучит пункт 2 параграфа 7 статьи 18 Кодекса, мысленно клянется больше никогда не играть с ребятами в Искателей Вшей, предварительно не выучив уроков, и с ужасом видит, как красивая рука учительницы выводит в журнале против его фамилии жирную двойку. Слезы навернулись ему на глаза...