Хозяин травы - Страница 38

IX. На этот раз она летит не по горизонтали, а по вертикали. Она стоит в воздухе и резко втягивает в себя ноги, а потом так же резко выбрасывает их вниз, ударяя пятками о пружинящий воздух и взлетая все выше и выше в марганцово-серое небо. Но, даже поднявшись довольно-таки высоко, она все еще продолжает различать тлеющий рядом с урной окурок.

X. И все же она довольна собой: в тот вечер она ничем не выдала себя, не доставила ему такого удовольствия. Хотя почти сразу же поняла. И тем не менее она взяла сигарету, протянутую ей той женщиной, и принялась так оживленно болтать с ними обоими, что он сперва успокоился, а потом начал нервничать и суетиться, предлагая то купить для нее программку, то поменяться местами, чтобы они все трое сидели рядом, то срочно отправиться в буфет и что-нибудь съесть. Но она держалась безупречно и не дала ему возможности откупиться от нее ни программкой, ни буфетом. И беспокоиться о том, чтобы поменяться местами, тоже не позволила: ей абсолютно безразлично, с какого ряда слушать музыку. А если подобная встреча повторится, то она будет держаться еще лучше. Нет, нет, она довольна собой и может себе позволить слушать музыку, не думая о посторонних вещах, не имеющих к музыке никакого отношения. Сейчас, например, она будет слушать по телевизору концерт классической музыки. Она включает телевизор — и диктор, радостно улыбаясь, сообщает ей о том, что, мол, не надо волноваться, ситуация явно улучшается, поскольку в магазинах снова появились стиральные и моющие средства. И после этих слов она наконец-то понимает, почему ей так холодно.

XI. Придурок говорит ей, что у него идея. Он придумал, как отомстить тем двоим. Сейчас он с ней пойдет в чулан, и там они будут целоваться, как и в прошлый раз, а потом поженятся. И он заговорщически подмигивает ей и дергает головой в сторону чулана. Но поскольку на этот раз на ней надето платье именно такого синего цвета, какой она особенно любит, то она легко отталкивается туфелькой от земли и, усевшись на верхнюю ветку клена, оглушительно хохочет, оставив придурка недоуменно искать ее в кустах смородины. Но, наверное, она хохочет слишком злорадно, потому что ветка под ней подламывается, платье свешивается ей на голову, и, лягая воздух заголившимися до трусов ногами, она вверх тормашками летит прямо в кучу мусора. И тогда дети накидывают на нее ошейник и, подхлестывая ее сзади прутиком, заставляют доковылять на четвереньках до собачьей будки. «Хорошая, хорошая», — говорят они и, ласково оглаживая ее по бокам, по шелковистой ткани ее любимого синего платья, приделывают к ошейнику большую цепь. А потом ставят перед ней алюминиевую миску с дождевой водой и, подталкивая ее лицо книзу, уговаривают: «Пей, ну пей же». И тогда она вдруг смиряется и под радостные возгласы детей начинает лакать воду. А потом вытягивает передние конечности, кладет на них голову и засыпает. И сны ей снятся радостные и разноцветные.

ИГРА В ПРЯТКИ

1. — Хачик, ты хлеб купил? Хлеб, говорю, купил? Да не притворяйся же, что не слышишь! Хачик! Хачик! Хачик!

Он засмеялся и еще ниже пригнул голову. Лицо его уперлось в коленку. Коленка пахла солнцем. Камень, за которым он прятался, был голубым, в нежных паутинообразных трещинках. Коленка тоже была голубой, холщовой, застиранной почти до прозрачности. И пахла солнцем. Солнцем пахли его руки с обгрызенными заусенцами, солнцем пахли волосы, упавшие ему на лицо, запах солнца исходил от голубого камня и от синей травы, в которой сновали бронзовые жучки. Он еще раз тихо засмеялся, но, по всей видимости, он засмеялся все-таки громко, потому что Морфилла тотчас же вошла в комнату, прошла сквозь голубой камень и обнаружила его.

— Вай, что за человек! — то ли удивилась, то ли возмутилась она. — Кушать любит, а как за хлебом сходить, так его не докричишься.

Наверное, все-таки возмутилась, потому что бронзовые жучки тотчас же потускнели и прошмыгнули в щелку между двумя паркетинами.

2. Хлеб пах солнцем. Правда, это был покупной хлеб, и потому солнце было не совсем настоящим. Тем не менее он тщательно жевал, по опыту зная, что не все, кажущееся настоящим, — настоящее. К тому же он не хотел дать Морфилле повода сделать ему замечание, что он плохо прожевывает пищу и совсем не следит за своим желудком. Запах крупного солнца щекотал ему нёбо, ударял изнутри в ноздри и медленно, но верно обволакивал все его существо. Наконец запаха стало так много, что он засмеялся и пригнул голову. Лицо его уперлось в коленку. Коленка пахла солнцем. Камень, за которым он прятался, был лиловым. Трава тоже была лиловой — и в ней сновали маленькие красные жучки. Он сорвал травинку и стал играть с жучками, то позволяя им взбираться на нее, то стряхивая их обратно — в источающую густой солнечный запах траву. Одновременно он искоса поглядывал на сидящую напротив него за столом Морфиллу, чтобы успеть, если понадобится, среагировать на ее слова и не дать ей возможности обнаружить его истинного местонахождения. Предосторожность оказалась не напрасной, потому что не успел он вдоволь наиграться, как Морфилла поинтересовалась, достаточно ли ему соли. Он заверил ее, что достаточно, и стал осторожно ползти по траве. Ему удалось отползти уже довольно далеко, но тут Морфилла сказала, что он сутулится, и потребовала, чтобы он сидел прямо. Он послушно выпрямился на стуле и пополз дальше — по источающей густой солнечный запах траве. Однако Морфилла, не догадывающаяся о том, как сложно одновременно сидеть на стуле, есть аджапсандал и ползти по траве, решила еще больше осложнить его положение и спросила, что он думает о новой комедии, которую вчера показывали по телевизору. Он чуть было не застонал от досады, но вовремя сдержался и наугад ответил, что фильм хороший. Это была ошибка. Потому что фильм, оказывается, был ужасно развратный. Он поспешил согласиться с ней, но было поздно — трава перестала пахнуть солнцем.