...что надо сдавать макулатуру, потому что наш народ... к вершинам...
Но однажды, гуляя по берегу реки, Она наткнулась на подзорную трубу, запутавшуюся в траве. И хотя Она ничего не знала о тайной связи, существующей между предметами и явлениями в этом мире, тем не менее сердце у Нее защемило как-то особенно сладостно и в ушах зазвучала дивная и печальная музыка: то ли Бах, то ли поп-группа «АБВ».
Когда Володя стал уже почти хорошим человеком, он пошел на литературный вечер и там узнал, что существуют фаллические эманации духа. Спросить у докладчика, что это такое, он постеснялся и на следующий день обратился за разъяснениями к Ивану Петровичу-младшему. Иван Петрович высказал предположение, что докладчик, по всей видимости, имел в виду «фавнические эманации духа» — от слова «фавн». Но поскольку Володя упорствовал и настаивал на «фаллических», то Иван Петрович был вынужден объяснить ему, что такое фаллос. На вопрос, откуда у духа мог взяться фаллос, писатель ответить не смог. Это несколько пошатнуло его авторитет в глазах Володи.
Дети бежали к реке. Им ужасно надоело туда бежать. Но поскольку это была единственно возможная форма их существования, а других форм автор учебника для них не предусмотрел, то они не смели нарушить установленного порядка.
По небу летели крокодилы с глазами ланей. Рыболов, сидящий на берегу реки, знал, что они вылетают из Школы для особо одаренных детей. Но обычно у крокодилов были глаза сумчатых медведей, а таких, у которых глаза ланей, он видел впервые и решил разглядеть их получше. Но крокодилы летели слишком высоко. Тогда он начал озираться и случайно, чисто случайно, обнаружил запутавшуюся в траве подзорную трубу. Он поднес ее к глазам — и хотя он ничего не знал о тайной связи, существующей между предметами и явлениями в этом мире, ему тем не менее сразу же очень захотелось целоваться.
И это в то время, говорят они. Когда весь наш народ, говорят они... говорят они... говорят они... Аппаратуры на вас не напасешься, Марк Иванович, говорят они... рят они... Потому что!
И тогда Акакию Рабиндранатовичу стало так грустно, что у него пропал аппетит, а потом деньги. А потом воля к жизни.
В квартире с глухо зашторенными окнами, в таинственном полумраке, тревожно озираясь, Анна Минаевна ругалась матом. Потому что!
Володя решил переждать, пока авторитет Ивана Петровича не перестанет шататься и не встанет на свое место. От литературных вечеров он решил тоже какое-то время воздержаться. И он отправился на музыкальный вечер.
Крокодилы уже перестали летать по небу, а Рыболов все еще оставался нецелованным. Или, точнее будет сказать, не целующим. Ся.
Но после музыкального вечера у Володи вдруг окончательно пропало желание быть хорошим человеком.
...Ирина Самойловна бежала по ночному городу, заламывая тонкие руки. Свои, а не чужие. И тем не менее ночной патруль задержал ее, что было абсолютно противозаконно.
...Но жена продолжала громко рыдать и не отвечала на его расспросы. Она не отозвалась на «рыбоньку», а потом на «ласточку». «Цыпочка» и «лапочка» тоже не внесли успокоения в ее громко скорбящую душу. И только на «кисоньку» отозвалась она, но как-то странно. «Лесопарк!» — глухо выкрикнула она, и прекрасные глаза ее...
В однокомнатной квартире с совмещенным санузлом, в кругу своих друзей и почитателей, Иван Петрович-младший говорил о пантеизме. «Пантеизм, — говорил он, — это...» — «Да, да, да», — кивали друзья и почитатели. «А не-пантеизм, — говорил он, — это...» — «Да, да, да», — кивали друзья и почитатели. Друзей и почитателей было пятеро, и это резко отличало их от всего остального человечества, которого не было в этот час в квартире Ивана Петровича по той простой причине, что оно (человечество) отнюдь не было другом и почитателем этого замечательного писателя. Но вовсе не отсутствие в его квартире недружественного ему человечества заставляло сегодня Ивана Петровича нервничать и поглядывать на часы. Вовсе нет. Заставляло его нервничать и поглядывать на часы отсутствие Володи. Ибо, будучи писателем, то есть существом с очень тонкой психической организацией, чувствовал Иван Петрович, что человечество рано или поздно придет в его квартиру. Относительно же Володи такой уверенности у него не было. И печалился Иван Петрович, и даже пару раз оговорился, употребив вместо термина «пантеизм» термин «индивидуализм». Грустно было ему, ох как грустно!
Дети бежали к реке. Но это уже не казалось странным Рыболову, сидящему на берегу. Ему уже ничто не казалось странным в этом мире. Даже то, что по вечернему небу вместо крокодилов с глазами ланей теперь летели лани с глазами крокодилов. Он смирился. Ибо если слишком долго оставлять человека, вооруженного подзорной трубой, в состоянии полной нецелованности, то рано или поздно он смиряется.
...и прекрасные глаза ее подернулись ужасом. «Лесопарк! — глухо выкрикнула она. — Они ограничили посещение Лесопарка. С десяти до двенадцати. А в остальное время — только по талонам за сданную макулатуру». Он попытался ее утешить. Он сказал ей, что наверняка эта мера временная. И что двух часов в день, на его взгляд, вполне достаточно. Потому что если умножить часы на посетителей, то получится цифра, далеко превышающая количество часов, содержащихся в сутках. А ведь ни в одном уважающем себя государстве расход не должен чересчур уж превышать приход. Но у нее было гуманитарное образование, и она ничего не понимала в высшей математике. И потому прекрасные глаза ее...