Хозяин травы - Страница 50

К оглавлению

— Чаю, — сказал внук.

— И впрямь, не вдарить ли нам по чайку? — сказал муж.

Она молчала.

— Да, чай был бы сейчас более чем уместен, — сказала дочь.

— Ну вот и налейте себе.

— Что? — удивились они.

— Ну вот и налейте себе сами чаю.

— Мы? — удивились они.

— Вы.

Они некоторое время молчали, осмысливая то, что она сказала.

— М-м-м, — начал внук, — мысль на первый взгляд не лишена некоторой логики.

— Но только на первый, — подхватила дочь.

— А при ближайшем рассмотрении она не выдерживает никакой критики, — завершил муж.

Она начала думать. Конечно, правильнее всего было бы не дать им чаю. Но тогда у нее до самого ужина не будет больше повода обратиться к ним. Она пошла на кухню.

Через секунду с кухни донеслись тихие странные звуки.

— Плачет, — сказала дочь.

— Ну, ничего, ничего, — нахмурился отец. — Мы ведь ради ее же блага...

Дочь заколебалась:

— А может быть, мне все-таки пойти к ней?

— Нет! — Лоб отца прорезала вертикальная морщина. — Нет! Тогда она будет тебя общать.

— Папа, а ты уверен, что Специалисты не могли ошибиться?

— Специалисты не ошибаются. А потом, разве вы сами не видите, что ее общительность далеко выходит за рамки нормы?

— Она меня вчера целый час уделывала, расспрашивая, что мы сейчас проходим по астрономии, — пожаловался внук. — Как будто она что-нибудь понимает в астрономии!

— А меня пытала на предмет, не собираюсь ли я снова замуж, — тихо засмеялась дочь.

— А у меня, — отец понизил голос, — у меня интересовалась, как складываются мои отношения с новым начальником. И еще. Позавчера нижний сосед сказал мне, что она расспрашивала его о том, как здоровье его жены и хорошо ли учатся его внуки. Представляете? Уж я перед ним извинялся, извинялся...

— А еще она... — начала было дочь.

— А еще она, между прочим, сейчас делает то, что должна делать ты! — резко прервал ее отец. — Специалисты рекомендовали ограничить ее общительность, но они ничего не говорили о том, чтобы она подавала тебе чай.

— А тебе? — Голос дочери стал ехидным.

— Что — мне?

— Специалисты что-нибудь говорили о том, чтобы она подавала чай тебе?

— Дети, не ссорьтесь!

Она стояла в дверях с подносом в руках и улыбалась им. Ее отходчивость была просто поразительной. И они в ответ чуть было тоже не заулыбались, но вовремя спохватились.

— Спасибо, — сказали они и, взяв по чашке, уставились в телевизор.

— Вкусно? — спросила она.

— Угу, — ответили они.

— А может быть, лучше было заварить чай по рецепту № 2? — спросила она.

— Угу, — ответили они.

Она вздохнула. Потом сделала новую попытку.

— У тебя завтра сколько уроков? — спросила она у внука.

— Блямц! — ответил внук.

— Что? — не поняла она.

— Блямц! Здорово он ему врезал!

Она посмотрела на экран. Потом на мужа. Потом на дочь. На внука она смотреть боялась, потому что в эту минуту он был такой красивый, с возбужденно горящими глазами и щеками, такой кудрявый и хрупкий, что она могла бы не выдержать и погладить его по голове. А ведь сегодня был только еще понедельник и внук не любил, когда его ласкали вне расписания.

Праздник четвертый

...И как будто бы они говорят ему, чтобы он снял это. А он делает вид, что не понимает, о чем идет речь, и начинает расшнуровывать ботинки. Но они говорят ему, чтобы он не прикидывался, что не понимает. И абсолютно зря он развязывает галстук, ведь он прекрасно знает, что они имели в виду вовсе не галстук. И брюки тоже совсем ни к чему расстегивать, поскольку никому не интересно смотреть на то, что у него там, под брюками. Разве что — и тут они хихикают — разве что той женщине. Да, да, той самой. Вот ей, может быть, и интересно было бы взглянуть. Нет, нет, говорят они, не надо округлять глаза, говорят они, и делать вид, что он не понимает, о ком они говорят, ведь он прекрасно понимает, что им уже известно все, у них даже вещественные доказательства есть. Вот, например, говорят они. И показывают ему гранат, красный гранат с треснувшей кожурой. И тогда у него начинает болеть голова. И они сочувственно смотрят на него и говорят, что для того, чтобы голова перестала болеть, ему надо снять это. И тогда минут через десять голова перестанет болеть. Совсем. Навсегда. А если он сам не решается снять это, то они ему помогут. И они начинают приближаться к нему... Но он делает отчаянные попытки исчезнуть, напрягается изо всех сил — до звона в голове. Звон лопается, и он облегченно вываливается в другой сон. И ему снится, что у него болит голова и что, для того чтобы она перестала болеть, ему необходимо положить ее на колени к матери. Но не к той, чье шестидесятилетие они недавно праздновали, а к той, какой она была в его детстве, тридцать лет тому назад. И он напрягается изо всех сил, чтобы вспомнить, как же она тогда выглядела. И от напряжения просыпается. Но поскольку голова продолжает болеть, то он сперва не понимает, что уже проснулся. Потом понимает. Потом снова не понимает. Потом понимает окончательно и пугается. Потому что те — из сна, наверное, сказали ему правду. Иначе же откуда у них тогда гранат? Хотя... Он смеется. Он торжествующе смеется. Они его что, за дурака считают, что ли, смеется он. Он ведь хорошо помнит, что тот гранат был нарисованным. И где только таких дураков, как они, понабрали, хохочет он. Подсунуть ему настоящий гранат вместо нарисованного и пытаться убедить его в том, что это вещественное доказательство! Ой, умереть можно! Ну юмористы, ну юмористы! Им бы в Театре сатиры работать, а не в Службе Государственной Психологической Безопасности. Да и вообще, при чем тут гранат! А заявление у них есть? Заявление от пострадавшей у них есть? Естественно, нет. Потому что она себя отнюдь не считала пострадавшей. Очень даже напротив! Он уже не смеется, он рыдает от смеха. Громко. Очень громко. Настолько громко, что просыпается.